Служил у нас в части радистом Жорик Каркузашвили - горячий кавказский парень, правда из Москвы. Начальником расчёта был у него капитан Гончаров. Отношения у них были очень сложные, никто никому не хотел уступать. Все замечания, которые шли со стороны командира Жорик воспринимал в штыки, начала просто огрызался, потом доходило до крика,. Далее до толкотни. Жорик считал себя народным героем. Его ничто не останавливало: ни взыскания, ни дополнительные наряды. С ним и замполит, капитан Котляр, проводил воспитательную работу, и командир майор Маляров, наш радист вроде говорил, что всё понял, осознал, но потом всё начиналось сначала. На гауптвахте раза два по пять суток тоже был, но всё бесполезно. Наверное всё бы закончилось не очень хорошо для Каркузашвили, но на его счастье капитан Гончаров ушел на повышение в другую часть и конфликт был исчерпан.
Спальное помещение в казарме «Амура» было разделено на три сектора: два больших и один маленький. Этот самый маленький сектор был отделен дверью от основного, там отдыхали после ночного дежурства пришедшие со смены расчеты. На окнах там висели одеяла, особенно актуальны они были в полярный день, когда солнце как раз светило в них. Обычно нас не трогали, мы спали почти до ужина, некоторые дежурные по части пытались поднять на обед, но мы ругались и они уходили. Правда, когда кто-нибудь приезжал из начальства всех поднимали и строили. Вот однажды кто-то приехал и всех подняли, вернее почти всех. Одного, Юрия Мурзина, никак не могли привести в чувство, его растолкают, а он опять засыпает, офицеры бегают друг за другом, спрашивают в чем дело, почему он не выходит строиться, а на тот момент он был уже «дедушкой», а им говорят он заболел, ему плохо. На самом то деле накануне он выпивал со своими и перебрал. Видок у него действительно был ужасный, лицо всё синее, как этикетка на бутылке со спиртом, который и привозили из посёлка. Наши то офицеры сообразили, что к чему, а гости говорили, да его надо в госпиталь отправить, он же синеет, его надо лечить. Тут подошел наш медик, прапорщик Аксаев и сказал: "яего сам вылечу". На лечение были выделены три наряда вне очереди.
Лечил наш фельдшер от всех болезней одинаково. Доставал огромную банку (по размеру как трехлитровая.только с широким горлышком) на две трети заполненную таблетками разного цвета и размера, запускал туда руку и доставал штуки две - три, предварительно встряхнув банку. Ну, а если что серьёзное отправлял в тиксинский госпиталь.
Когда я только прибыл в Тикси, никак не мог первое время понять, почему где то раз в неделю ночью по спальному помещению распространяется обалденный запах свежеприготовленного мясного блюда, что зто котлеты я потом узнал. Почему ходят с тарелками и будят некоторых бойцов. Всё оказалось просто, это наш повар (на тот момент Пётр Чабуев) ночью жарил котлеты и угощал свежим изделием ребят своего призыва, была у них такая традиция. Все остальные их тоже ели в столовой на обед следующего дня, но это было уже не то. Потом поваром стал Иван Стрижеус, нам довелось тоже отведать это блюдо несколько раз, но потом эта традиция ушла безвозвратно. Раз уж я заговорил о столовой, то хочу сказать, что кормили нас хорошо, повара были от бога, по крайней мере в течение первого года моей службы на «Амуре». Конек - макароны по-флотски, дома и сейчас такие не получаются. По утрам на завтрак давали кофейный напиток, сваренный на сгущенке и сливочное масло ежедневно. В обед, и щи были, и борщ, и супы разные, а на второе каши, макароны, картошка, как правило на ужин была с рыбой соленой не самых последних сортов: омуль, нельма, бывали и консервы, правда, и сухая картошка, и кирзуха - не без этого. По воскресеньям на завтрак давали по два куриных вареных яйца. А в праздники из поселка Тикси с молокозавода привозили мороженое в молочных бидонах. На молокозавод нас частенько посылали работать, там мы наедались вволю этого мороженого и напивались кефира, всё изготавливалось из сухого молока.
Моим начальником расчета был старший лейтенант Тамаровский, когда я ходил на дежурство. О нем могу сказать только хорошее. Я тоже старался его не подводить, но случались иногда и откровенные ляпы. Как-то раз по громкой вышла «Волна» (Москва) спросили кто у вас 587, а я на всю систему - старший лейтенант Тамаровский. На «Драконе-2» (Магадан) тоже услышали, но сильно не ругали, так немножко. Больше я звания в эфире не называл. Один раз сорвал селекторное совещание командира «Амура-1» подполковника Клевцова с командирами подчинённых нам станций. Что-то так насоединял на коммутаторе в т.з., что сигнал просел и никто практически никого не услышал, за что получил аж пять суток ареста, правда потом простили, на губу не отправили. Последние полгода я, практически, на дежурство не ходил - обучал молодежь, выполнял различные работы в т.з. под началом капитана Завалова (он был из Одессы, в армию пришел, окончив институт связи). Еще ходил в наряды помощником дежурного по части.
У нас была возможность звонить по каналам автоматики в любую точку страны, где есть телефонная связь. Для этого нужно было иметь номеронабиратель со штекером, генератор низкой частоты на 1200 гц и 1600гц, одна для сброса, вторая частота для набора и ключ для управления. Нужные частоты мы брали с ПВУ стоек аппаратуры уплотнения, а дежурный номеронабиратель всегда был в кармане. Кроме того, мы могли не только звонить, но и вставать при этом в параллель. Допустим звонишь подруге, а она уже с кем нибудь разговаривает по телефону, отбоя при этом не происходит. Ты послушаешь её разговор, а потом перезвонишь и прикалываешься, например: а я знаю, что ты ходила в магазин и купила то-то и то-то, она: откуда ты знаешь, а ты ей - я со спутника вижу каждый твой шаг и т. д. Можно было и самим влезть в разговор. Такой возможности больше нигде не встречал. По возможности накручивали ребятам с других площадок, у которых не было
такого количества выделенных каналов.
До сих пор помню фамилии сотрудников и сотрудниц межгорода Тикси, с кем работали:Ольга Шустрова. Валерий Алмазов, Саблина, и как бы сейчас сказали самый сексуальный голос Якутии, который звучал по громкой связи: «Амур» ответьте Якутску. Я не мог не узнать кому же он принадлежит. Телефонистку межгорода Якутска звали Яглышева Ира.
И немного о дедовщине на «Амуре». В общем-то, её, практически, не было. Так молодые просто работали побольше, ну не деды же полы будут мыть и картошку чистить. Никто никого не бил. Ну иногда молодых правда заставляли читать «коран». Это было так:ставили тумбочку на тумбочку, наверх молодого и он произносил громко и внятно следующую речь:
«смирно! Дедам связи вольно! Пусть им снится дом родной, баба с пышною пи…, самогона полный таз и Устинова приказ!........а в конце до дембеля осталось столько то дней. Если «коран» был плохо прочитан, вышибали из под молодого нижнюю тумбочку и он летел вниз, потом читал по новому. Но я только раз такой полет видел, это был не я.
Напоследок о последнем дне службы, для меня это было 19 апреля 1982 года. Всех построили, майор Маляров поблагодарил за службу. Я последний раз ответил: «Служу Советскому Союзу»! У меня была хорошая шинель, чистая и командир попросил оставить её в части тем кто нуждается, конечно я оставил. Я ведь улетал в Москву, а там уже была весна. Попрощался с ребятами, с Тикси, с северным краем и через десять часов лёта на ИЛ-18 был уже в аэропорту Домодедово.
